9.10.30.
* * *
Живем, как жили наши предки.
Киот с лампадами в углу,
Огрызки пальм, щегленок в клетке,
Ирландский сеттер на полу.
У «самого» усы - прусачьи;
Слегка плешив, слегка нетрезв;
Имел «маг'азин», тройку, дачу,
Теперь - с утра шагает в трест;
Всего помбух (увы! - интриги!);
По вечерам (дружк'у не жаль)
Ведет с тройным балансом книги [64]
Иван-Петровичу (асфальт).
Жена - стройна. С утра - по лавкам;
Прилавки; кухня; шьет «на дам»:
Визжащий шелк, меха, булавки,
Сияющий мадеполам...
В семь - старый друг. Принапомажен.
Она готова: шелк, Коти...
И «Чуждый берег» в Эрмитаже
Глядят с восьми до десяти... [65]
Свекровь вздыхает у вечерни...
«Сам» - в кабинете. Ус. Каблук.
И под рукой (джентльмен примерный!) -
Программа скачек, пачка «Люкс».
В столовой - рыжая Тамара:
Цыганский вой, и визг, и лай:
- Эх, пой-звени, моя гитар-ра -
Рра-аз-говар-ривай!!
... Но бьют часы: слегка качаясь,
Бредет одиннадцатый час.
Все за столом: «стаканчик чаю»,
Коньяк и груши «ананас».
Ирландский пес виляет, служит...
- Мильтон, иси! - летит кусок.
- Да-с, власти! Не было бы хуже...
- Пока - того... печется бог!
Супруг острит о пятилетке...
... Щегол. Пирог. Комод. Киот.
- Живем-с!.. почти как жили предки...
Живут... и черт их не берет!
20.10.1930
* * *
Среди сильных, суровых и серых,
В электрическом скучном чаду -
Кто шепнул, что без грани и меры
За границы миров перейду?
Может - так, без мечты угадалось,
Что в толпе пробегает Другой,
И в сияньи высокого зала -
Неизведанный черный огонь...
И уж не было страшно, ни странно,
Что, смуглея, мелькнул у стены
Светлый лоб - зачарованным храмом
Небывалой и мудрой весны.
Очерк профиля тонок и странен
Под суровым окрыльем волос...
Мне открылось тогда: марсианин,
Сам собою не узнанный гость!
А лицо, утончаясь, слабело, -
И, прозрачный, - бросал сквозь ряды
Неестественно легкое тело
Воин мстительной Красной Звезды.
И виоловым вальсом качался
Гибкий голос вдоль бледной реки...
Залом правили нервные пальцы
И огромные мраком зрачки.
И от них, неземных и ужасных,
От печальных и мстительных глаз
Плыли, жаля и тихо кружа, сны -
И какой-то невнятный приказ.
Но уж знала, что дьявольский дар свой,
Сам не зная, проносит ко мне
Стройный сын непогасшего Марса
С легким телом в нелепом сукне.
31.10.1930
* * *
Над самой высокой крышей
Еще не сгорел закат;
Темнеет его игры шелк,
А синий - сметен и смят...
Красней у последних вышек,
Лови голубой Москвы шаг -
И тихо усни у врат.
24.12.1930
* * *
Я почему-то помню лагерь:
Прошла гроза, дышала свежесть,
И гордый красный ястреб флага
Расправил крылья, в ветре нежась.
У речки - песня: там - ребята,
А я - в палатке полотняной...
За полем сизо-полосатым
Закат зализывает раны.
13.02.1931
* * *
Вечером, в час встреч, кино и сказок
Я пойду к реке одна. -
Там ребячьим изумленным глазом
Смотрит круглая луна.
Там, в тени замшелых старых башен,
Дремлет тихая зима...
Но и Кремль сегодня мне не страшен:
Старый выжил из ума, -
Пусть бормочет, словно дед на печке, -
Буду слушать и его, -
И глядеть, как бродят человечки
Над моей рекой Москвой.
Пусть бежит игрушечный вагончик
По звенящим струнам рельс -
Знаю: скоро ласковей и звонче
Мне споет в лесу Апрель;
За Сокольниками - ельник мелкий,
Сосны, старые, как мир...
Я же там знакома с каждой белкой, -
Только, знаешь, не с людьми!..